«Художники все разные, как и все люди вокруг нас». Л.Цесюлевич

«Художники все разные, как и все люди вокруг нас». Л.Цесюлевич

После публикации на сайте СибРО письма Л.Р. Цесюлевича, в котором он описывает своё видение событий, связанных с организацией и проведением Первых Рериховских чтений в Сибири, к нам поступило ещё одно письмо Леопольда Романовича, написанное им под впечатлением от прочтения книги искусствоведа Паолы Волковой «Мост через бездну. Мистики и гуманисты». Письмо написано 25.05.2017 — за месяц до ухода художника и является ценным свидетельством его жизни и творчества. Публикуем его с согласия адресата.

Иногда, когда читаю книгу Волковой, как бы беседую с Вами. Читаю урывками, когда выпадает время. А некоторые листы — перечитываю. Всё, что касается искусства, меня очень сильно занимает и все хочется выяснить, сравнить со своими впечатлениями. Теперь прочел всё.

У неё совершенно свободное, смелое и явно личное впечатление от художников. И она охватывает не только внешние признаки характеристик искусства каждого автора, но раскрывает его как бы изнутри. Мы как бы можем почувствовать его душу. Даже на время как бы стать им самим, тем художником и смотреть на мир его глазами. Для Волковой каждый художник — особенный. Исключительный. Перед её взором нет равнодушных авторов. Каждый в мощном напряжении своей эпохи. Каждый как бы отвечает на кардинальный вопрос — как встретить Апокалипсис. Для Волковой каждый самобытный творец — целая эпоха. Так и есть. Хотя лично мне кто-то из творцов ближе по духу, а кто-то дальше.

Начала она книгу с искусства Боттичелли. Может быть, это не случайно и в её оценках. В моих-то точно. Очень проникновенно, даже как с болью в сердце ощущает она ту ноту трагизма, которая рядом с совершенно верно и с восторгом описанным исключительным талантом этого боговдохновлённого творца, всё же присутствует. Она как бы сама становится им, и он для неё самый родной человек. У него очень высокий талант, очень высокий взлёт, абсолютно смелого и в то же время небывалого, рискованного, сугубо личностного взгляда на сущее, где мы есть. Нечто, невыразимое словами. Да, запечатлел тайну жизни. Но и тот трагизм. И в его дальнейших работах, и в его собственной жизни. Верно она видит, что потеря той меценатской поддержки, в которой он расцветал (семья Медичи), он сам подвергся потере и сам погиб.

Художники все разные, как и все люди вокруг нас. Но есть как бы особая группа творцов в разных эпохах и у разных народов какого-то особого, схожего характера и отношения к жизни. И Боттичелли, и Рафаэль, и Чюрлёнис, и Моцарт, и Рембрандт, и Лермонтов, и Андрей Рублёв, и ещё другие, такие, которые живут искусством, которые под собой имеют только талант и восторг духа, и духовное озарение, которое они шлют другим, никакого подспорья в материальном мире не имеют, кроме иногда случавшегося содействия поддерживающих их меценатов. Это тип творцов, не умеющих обеспечить себе базу на Земле. Они живут, пока есть кто-то, кто нуждается в их творчестве. Чаще всего они не умеют себя защитить. Они ощущают перед своим духовным взглядом столь великий, столь прекрасный божественный мир высшего искусства, перед которым сами себя видеть великими не могут. В них рядом с божественным вдохновением есть что-то от ребёнка. Они наивно убеждены, что главное — создать истинное возвышенное искусство, а народ, а публика поймёт и оценит. Но в реалиях жизни — очень часто их не понимают и не оценивают.

Леонардо видел и понимал весь этот трагизм любимого Сандро, «моего Сандро», «фигура, распластавшаяся на заборе». И сам Леонардо сколько был гоним и не понят.

Мне это тип людей-творцов больше всего любим и дорог. Всегда, ещё с юности читал их биографии, хотелось им помочь и их защитить. Сколько думал о Рембрандте, о Чюрлёнисе, о Боттичелли. Казалось, что это и есть истинный путь художника.

Идея, вдохновляющая идея, осуществить которую надо. Но она должна быть в соответствующей форме. Есть, конечно, и другие художники, которые умеют ладить с начальством, каким бы оно ни было. Держаться достойно в их глазах, создать о себе высокое мнение, извлекать себе материальные выгоды. Но их искусство другое.

Ещё на первом курсе художественной средней школы, в свои 14 лет, я почувствовал, что искусство таит в себе некую тайну, которую мне очень хотелось узнать. Ради этого очень захотел стать художником. А на первом курсе Академии художеств однажды ректор академии Отто Скулме, бывший ученик    Н. Рериха, сказал фразу, которая все 6 лет учебы не давала мне покоя: «Подумайте, через что оно будет у вас так мерещиться». Через что? Через что просто изображение внешнего мира становится искусством? И помню, как каждое утро, а учёба начиналась в 8 часов утра, я иногда бегом торопился на занятия и мучительно думал — может быть, сегодня мне «откроется», что есть то, «через что»?! Некоторые успешные художники говорили о себе: «Мне открылось». Что не делал, какие эксперименты не проводил и только на преддипломной практике, работая в отдаленном сельском районе над одним этюдом с натуры, вдруг как бы само собой меня осенило. Осенило, что искусство идёт от души, взлёта духа самого художника, а не от того, что он видит перед собой. Потом был ещё ряд осознаний. И что же было дальше? И вовсе не нарочно, вовсе не думая о значении и величии вышеупомянутых художников, но сама жизнь ставила меня в такие условия, что по принципу существования на Земле приходилось быть похожим на них. В течение всех десятилетий творческой работы — никакой обеспеченности. Постоянная опасность всё потерять. Всё зависело только от благосклонности властей, то есть — можно бы их определить меценатами.

В те годы «меценатом» было государство. Начиная с 1964 года, в Сибири проводились раз в 4 - 5 лет грандиозные Всесибирские выставки. И к ним, чтобы они были удачны и представительны, управлениями культуры или министерством культуры заключались с художниками договора на создание крупных, многофигурных тематических картин. И давались определённые темы. Например: «Труд советского человека». И я всегда старался идти по максимально допустимой высокой планке. Сколько возможно, всё возвысить. Я брал «Труд садовода», а вернее — цветовода. Писал девушек среди роз или с букетами гладиолусов. Иногда такие мои картины проходили, принимались, хотя с трудом, а иногда и нет. Я оказывался в долгах и в позоре, но мог работать опять только тогда, когда впереди была вдохновляющая меня идея.

А потом? А потом, когда « меценатство» государства кончилось? Художники, кто был на это способен, шли работать педагогами в детские художественные школы, в художественное училище. Мне условия этого не позволяли, да и нарушение слуха. Кто-то шёл работать дизайнером, создавать рекламы. Но мне это было совсем чуждо. Моя душа тянулась только к творческой работе. Столько идей впереди!

И не сразу, но через некоторое время появилась рука истинного друга, мецената, добрейшего и столь чуткого к искусству и к жизни художника человека — Маргарита Николаевна*. Она как бы без слов понимала суть художника. И целый ряд лет она помогала, давала возможность творчески работать. Очень ей благодарен, светлейшая память о ней. Без истинного мецената, помощника художнику не обойтись.

Я Вам немного писал в начале года о картинах, продолжающих цикл «Рерихи в Сибири». Работаю над ними, решаю и ещё новые эскизы. Но работа несколько затормозилась, ибо уже пару месяцев как обнаружились пространственные токи, тяжкие и затрудняющие работу сердца. Приходится чаще отдыхать. Именно — токи извне. В моей жизни такие явления и периоды были не раз. Около года подобное длилось в 1981 году, всю зиму 2004 года. Потом это проходит. Теперь уже намного лучше.

Так живём и так верим и так строим планы на будущее.

С самыми наилучшими мыслями и пожеланиями.  Леопольд.

25 мая 20017года

---

* — М.Н. Валл — ушла из жизни в 2013 году. Кандидат филологических наук, учёный - лингвист, работала на должности зав.кафедрой иностранных языков Института филологии Сибирского отделения Российской Академии наук. Последние годы жизни жила в Германии.  Постоянно сотрудничала и оказывала материальную поддержку Музею Н.К. Рериха.